В то же время он занял четкую позицию: «Я в тюрьме, но я здесь не живу». Он не пользовался тюремным жаргоном, не интересовался новостями лагерной жизни — а интересовался лишь тем, что происходило во «внешнем мире». Он писал статьи и книги, хотя вообще-то терпеть не может писать. В школе он, по собственному признанию, никогда не писал сочинения сам: ему всегда помогали одноклассницы. В тюрьме же ему не оставалось ничего другого.

«Я мог бороться только силой слова, а слова можно было только писать». В заключении он написал книгу о своей жизни, «потому что думал, что никогда не выйду на свободу, и потому что не знал, кто и что стал бы рассказывать обо мне моим детям».


За годы заключения Ходорковский изменил свое отношение к религии. «Вы знаете мою биографию — я довольно прагматичный человек. Но в тюрьме Бог слышит тебя. Он действительно слышит тебя», — говорит он. При этом его голос уже не звучит холодно и рассудительно, наоборот, голос у него взволнованный. По его словам, это помогало ему всякий раз, когда приходилось принимать решение и ставить на кон собственную жизнь. «Ты хочешь сделать что-то очень нужное. И тогда ты говоришь сам с собой, и Он слышит тебя. И когда ты знаешь, что Он услышал тебя и согласился с тобой, ты больше не боишься».
 

Оказавшись снова на свободе, Ходорковский хочет просто забыть время, проведенное в заключении.

Он лишь нехотя говорит об этом и не хочет писать книгу, посвященную тому времени. Особенных проблем с тем, чтобы вновь привыкнуть к нормальной жизни, у него не было. «Я попал в тюрьму, потом вышел на свободу и вычеркнул эти десять лет, — говорит он. — Их просто как будто не было. И я пошел своим жизненным путем дальше».